Гарифуллин Марат

	Марат Гарифуллин
	Содержание > Рассказы > Художник
	Художник
	Уже второй день его, ни с того ни сего колотил озноб. Мысли в голове стали обретать обретать сначала направление, а потом почти сразу отчетливую форму. Он уже ни о чем не думал, доставал, давно приготовленный, но около месяца лежавший без дела холст, и быстро, торопясь начинал смешаивать краски. Мысль то приходила, то исчезала, но он уже не отпускал ее зная, что достаточно пяти минут, чтобы она была безнадежно потеряна. Стоит ему только расслабиться и он навсегда ее забудет. За всю его жизнь уже сотни мыслей и тем были таким образом похоронены, но они не исчезали просто так, а отпечатывались на нем, выражаясь в подергивании век, кривой усмешке и постоянном дурном настроении. Все случившееся и не случившееся с тобой оставляет след на твоем характере, а значит и на твоей судьбе. Он знал это наверняка и старался не расслабляться. Сначало было принято делать прикидку, проводить основные контуры, но он рисовал по другому. Он начинал с мысли, с самой яркой детали, которая не давал ему покоя, сразу выплескивая ее на холсте, а уже потом, как само собой разумеющееся дорисовывал остальное. Возможно поэтому с точки зрения классической школы, его картины были слишком сумбурдны, но в них сквозила жизнь, искренность, а главное пронзительная правда, которая била зрителя, как обухом по голове, в том случае если он был готов воспринимать искусство сердцем, а не умом. Он редко доводил картины до ума и вырисовывал детали, но однажды случано зашедшая к нему в студию четырнадцатилетняя девочка, такая веселая в жизни, вдруг стала серьезной и сказала, что в картинах нет ничего лишнего. Он и сам чувствовал это и не портил их ненужными подробностями. Он рисовал самозабвенно, и ощущал как тяжесть копившаяся в нем столько времени исчезает. Кисть порхала в его руках, он иногда ошибался, тут же исправлял недочеты, не оставляя ни одного фальшивого или не точного штриха, но не заглаживая их и не замазывая неровности. Пожалуй его картины были слишком грубы, чтобы их покупали богатые ценители искусства, жители окрестных особняков. Они предпочитали именитых художников, вложение денег в которых обязательно бы обернулось прибылью в дальнейшем. Вдруг через какое то время он начинал чувствовать что мысль полностью облекла свою форму и на него наваливалась усталость. Он уже через силу наносил последние штрихи и оставлял все как есть, хотя еще многое можно было добавить. Словно после занятия любовью, долго воздерживающегося человека, он моментально засыпал. Засыпая он чувствовал спокойствие, но еще не счастье. Мелькнув пробегала мысль о том, как отреагируют на его картину люди, но он так давно был одинок и самодостаточен, что мнение остальных было не принципиальным для него. Заканчивая картину он думал только, а что бы сказала та маленькая девочка, если бы увидела эту картину. и почти всегда он был уверен, что ей бы она понравилась. И поэтому был спокоен. В его небольшую студию заходило немного гостей, в основном это были другие художники, случайны посетители, да несколько постоянных ценителей его творчества. Он никогда не стоял рядом, при демонстрации, уходил в другую комнату, ссылаясь на ту или иную причину. У него не выдерживали нервы. Новою картину он вешал не как положено на самое видное место, а ставил куда-то в угол, но все его гости, особенно художники, сразу замечали ее. Он был не слишком знаменит, поэтому его никто не ругал, в этом не было ни какого смысла, но многие, подолгу задерживаясь у новой картины не говорили ему не слова, а просто уходили. Это в глубине души огорчало его, он чувствовал, что хоть какой-то отпечаток, мысль, так долго вынашиваемая в его голове, и теперь отраженная в картине, должна была оставить в их душе. Однако, люди приходили, уходили, иногда зевали, иногда хвалили картины какими-то казеными фразами, от которых ему хотелось бежать как от огня. Он остро чувствовал лесть и показное равнодушие, поэтому через какое-то время гости начинали его утомлять и даже раздражать и он снова замыкался в себе, до следующей картины. Но иногда, заходя на выставки других художников, в их новых картинах, он вдруг ясно видел скопированной собственную мысль. У одного она была скопирована почти полностью, но выражена слишком вульгарно, от чего особенно смешной казалась огромная подпись в углу. У другого была взят лишь один штрих, но этот штрих был точно его, новый, никем до его картины не использованный. А у третьего его тема была реализована совсем в другой технике, заново прочувстванная и раскрытая, но все равно именно им поначалу описанная. О картинах других художников много говорили, спорили, ругали и хвалили. Он тоже иногда посмеивался, иногда хвалил, иногда просто молчал, но был счастлив, потому что все эти картины были точным показателем необходимости его творчества.


	vk.com/maratgarifullin marat@garifullin.ru

Художник